Вестники времен [= Знамя над Тауэром] - Андрей Мартьянов

«Замолчи, — ледяным тоном приказал Франческо, и, как ни странно, голос сразу послушался, издав на прощание нечленораздельное бульканье. — Не паникуй. До двери осталось не больше десятка шагов. Сохраняй спокойствие, и, возможно, уцелеешь».

Двоих молодых людей, преграждавших ему путь, он узнал сразу — на давешней вечеринке им не слишком понравилось его присутствие, и, если бы не вмешательство монны Бьянки, неизвестно, чем бы все кончилось. Мурлыкающий ласковый голос принадлежал стоявшему позади них высокому блондину, Гиллему де Бланшфору, и, заметив выражение его лица, Франческо невольно попятился, по возможности незаметно нащупывая висевший на бедре кинжал. Эти трое не обратили бы никакого внимания на его попытку вынести всю сокровищницу Ренн-ле-Шато или убить владельца замка. Ему уже доводилось видеть такой взгляд — подозрительно блестящий и кажущийся слегка отсутствующим — и его не раз предупреждали: в таких случая благоразумнее плюнуть на достоинство и бежать без оглядки.

Франческо не пугала возможная драка — в конце концов, он носил клинок не ради украшения и в случае настоящей опасности, не раздумывая, пустил бы его в дело. Он боялся, что на уме у этой троицы нечто худшее, чем заурядное желание проучить зарвавшегося купчишку, и во всем грешна злая шутка природы, наделившей его слишком привлекательной внешностью.

Двери библиотеки стояли незапертыми, но, войдя, Гай очутился в недрах еле слышно шуршащей темноты и пожалел, что не догадался захватить с собой лампу или хотя бы свечу. Немного привыкнув, он уловил еле заметное пятно света, дрожавшее на изогнутом потолке, и сообразил, где находится его источник — распахнутая дверь на втором этаже. Ему пришла в голову мысль крикнуть, оповещая о своем приходе, но, подумав, он не решился — громкие звуки столь же не подходили для этого места, как болтовня в церкви во время службы.

Поэтому он просто добрался до узкой, чуть шатающейся под ногами лестницы, поднялся и направился по балкону в сторону неяркого, манящего огонька. Между незакрытой створкой и косяком оставалось достаточно места, чтобы осторожно заглянуть и убедиться собственными глазами: верхние помещения башни тоже отданы под царство книг. Пятерка длинных свечей, воткнутых в причудливый серебряный подсвечник, освещала расположенный слева от двери закуток: стол, затолканная под него и еле тлеющая решетчатая жаровня, пара табуретов, накрытый мешковиной узкий топчан и приколоченные к стене полки с обычнейшими тарелками и какими-то пузатыми колбами. Хранитель библиотеки жил прямо здесь, посреди доверенных его стараниям пергаментов, свитков и фолиантов.

— Входи, входи, — приглашающе скрипнули из-за темного скопления шкафов. — Я-то гадал, кто нынче ко мне пожалует: этот догадливый итальянский мальчик или ты. Или он прячется позади тебя?

— Добрый вечер, — неуверенно произнес сэр Гисборн. — Нет, я один…

— Скорее уж «доброй ночи», — отец Ансельмо выбрался на свет, раздосадовано помахал зажатой в руке книгой и сердито заворчал: — Нет худшего проклятия, чем крысы в библиотеке — по своей неграмотности они не испытывают никакого почтения к тому, что попадается им на зуб. Хорька завести, что ли, пусть ловит? Или этого египетского зверя — кошку?

— А домовых у вас разве нет? — спросил Гай, привыкший, что в большинстве замков Острова крыс и прочих нежелательных квартирантов гоняют эти маленькие создания, похожие на животных, но наделенные толикой разума.

— Поразбежались. Какие домовые в Ренн ле Шато?.. — с сожалением признался монах, посмотрел на замершего в дверях гостя и фыркнул: — Да ты не стой, проходи. Тебе, сын мой, похоже, здешние секреты уже поперек горла встали?

Гай кивнул, осторожно присаживаясь на табурет, выглядевший покрепче своего соседа. Отец Ансельмо покопался в недрах шкафа, отгораживающего его жилье от библиотеки, извлек и невозмутимо водрузил посреди стола пару глиняных кружек и необычный узкогорлый кувшин из черной глины, украшенный оранжевыми фигурками людей и плывущих кораблей.

— Во всем следует блюсти умеренность, — провозгласил он, разливая густое багровое вино с ощутимым сладковатым запахом. — Как в питии, так и в погоне за чужими тайнами. Сдается мне, твои друзья пренебрегают сиим мудрым правилом, а ты, решивший держаться в стороне, маешься от скуки, сознавая, что все интересное проходит мимо тебя.

— Они мне ничего не говорят, — вдруг пожаловался молодой человек. — Им некогда тратить время на вдалбливание мне тех вещей, которые они схватывают с первого раза. Я могу понять, что вокруг творится нечто неладное, и все! Стоит мне задуматься на всякими вопросами, вроде: «почему?», «кому выгодно?», «к чему это приведет?», и мне начинает казаться, будто у меня вместо головы дырявая бочка, откуда все вываливается.

— Может, оно и к лучшему? — мягко спросил библиотекарь. — Господь пожелал, чтобы кто-то из смертных уродился сообразительнее прочих, а кому-то вместо смекалки досталось нечто иное. Ты, как я понял, не отличаешься быстротой ума, зато наверняка умеешь хранить доверенные тайны и быть хорошим другом. Разве можно желать большего?

— Я стараюсь, — смутился Гай. — Просто иногда мне досадно за свою тупость. Например, эта книга… И Дугал, и Франческо сразу поняли, что она такое, — он помолчал и, непривычно робея, спросил: — Святой отец, вы не расскажете де Транкавелям…

— Что ваша веселая компания не слишком представляет, в какую передрягу угодила, и надеется только на счастливый случай? — довершил фразу отец Ансельмо и совершенно по-птичьи нахохлился. — Полагаю, если ко мне не станут чрезмерно назойливо приставать с расспросами, я промолчу. Но да будет мне позволено узнать, как вы вообще затесались в сие коловращение секретов?

— Так получилось, — не нашел лучшего ответа Гай. — Долгая и путаная история.

— Молодежь, — укоризненно протянул монах. — Все-то им надо испытать на себе. Вот и допрыгались. Ренн — это вам не логовище львов, а змеиная нора.

— Почему же вы остаетесь здесь? — резче, чем требовалось, осведомился Гай. — Ради книг и относительно благополучного житья?

— И ради нескольких не совсем загубленных душ, — без малейших признаков обиды покачал головой отец Ансельмо. — А еще — чтобы отвечать на вопросы настойчивых и упрямых юнцов вроде тебя. Ты ведь шел сюда с намерением вытрясти из меня все возможное об увиденной днем книге?

— И еще спросить — может, вы знаете что-нибудь об этой вещи? — решившись, сэр Гисборн выложил на стол принесенный с собой продолговатый холщовый сверток. — А больше всего мне хотелось бы понять, какой смысл подразумевается в словах «Lapis exillis» и почему вокруг них так много шума?

Библиотекарь неторопливо развязал узлы на шнурке, развернул складки ткани и долгое время безмолвно созерцал блестящий вороненый металл бывшей крестовины меча призрачного существа, украшавшие навершие крохотные камни, похожие на агаты, и пару змей, обвивающих рассыпавшееся в прах лезвие. Наконец, он заговорил, и прозвучавший вопрос заставил Гая недоуменно нахмуриться.

— Сын мой, тебя наверняка обучали премудростям чтения и письма. Ответь-ка старику — ведомо ли твоему разуму греческое словечко «апокриф»?

— Да, — не слишком твердо проговорил ноттингамец. — Я слышал это слово, однако не возьмусь правильно растолковать его значение. Кажется, так именуют рассказы о деяниях святых, не вошедшие в Писание или Жития. Еще таким именем обозначали языческие предания, а однажды мой наставник упомянул, будто существуют апокрифические Евангелия, не входящие в канонический перечень книг Библии, но их уже давно никто не видел и не держал в руках. Может, они сгорели в огне войн или просто затерялись.

— Иногда я думаю: каждый человек, пытающийся по мере своих сил изменить привычный уклад жизни на этой земле, создает свой собственный апокриф, — отец Ансельмо поднял свою кружку и покачал ею, любуясь на переливы света в темно-красной жидкости. — Его творение сольется с тысячами тысяч других, пройдет время, и уже никто не отличит, где ложь, где истина, где изобретательная человеческая выдумка. Такова и хранящаяся здесь книга. Возможно, она от первого листа до последнего пропитана ядом ереси; возможно, содержит мудрость, непохожую на нашу. Я боюсь этой книги, — спокойно продолжил он, отхлебнув вина. — Хозяева Ренна берегут ее, однако и они страшатся заключенных в ней слов. Порой мне кажется, что книга правит замком посредством людей, и мне хочется развести большой костер, швырнуть ее туда и посмеяться, глядя, как пламя сожрет ее страницы. Я стерегу не библиотеку, а единственную рукопись. Пока она здесь — она не в силах смущать умы, однако ее время близится…

— И что тогда произойдет? — затаив дыхание, спросил Гай, не зная, отнести услышанное к последствиям возлияния или библиотекарем владеет то же скрытое безумие, что и всеми обитателями Ренн-ле-Шато.